«…Наша деревня опустошена до
последнего семенного зернышка»
Из дневников
литературного критика К.Л. Зелинского и информационных сводок ОГПУ о голоде в
СССР.
Голод в СССР 1932–1933 гг., охвативший Дон, Кубань,
Поволжье, Центрально-Черноземный район, Южный Урал, Западную Сибирь, Украину и
Казахстан, – величайшая трагедия в советской истории. Ее исследование в
настоящее время из чисто научной сферы перешло в общественно-политическую. И
все же тема имеет богатую историографию, базирующуюся на широкой источниковой
базе, значительная часть которой опубликована в многотомных сборниках «Трагедия
советской деревни: Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939», «Советская
деревня глазами ВЧК–ОГПУ–НКВД. 1918–1939». Готовится очередная публикация
документов «Голод в СССР. 1932–1933 гг.» федеральных и региональных архивов
России с участием архивных учреждений ряда стран СНГ. Как показывают документы,
трагедия 1932–1933 гг. – результат осуществления в СССР сталинской модели
форсированной индустриализации, обусловившей насильственную коллективизацию и
принудительные заготовки сельхозпродукции, прежде всего хлеба, ради увеличения
размеров хлебного экспорта и удовлетворения потребностей растущей
промышленности.
В РГАЛИ в личном фонде советского критика,
литературоведа, доктора филологических наук, старшего научного сотрудника ИМЛИ
им. А.М. Горького АН СССР Корнелия Люциановича Зелинского (1896–1970)[1] среди
его рукописей и материалов о работе в Комиссии по литературному наследию С.А.
Есенина, писем и докладных записок в СП СССР, ИМЛИ им. А.М. Горького АН СССР о
подготовке к изданию пятитомного собрания сочинений поэта, а также сборника
воспоминаний о нем, писем деятелей искусства и писателей Б.Н. Агапова, И.Л.
Сельвинского, А.А. Фадеева, И.Г. Эренбурга и др., находятся записные книжки и
дневники за 1930–1950-е гг. Последние нельзя назвать таковыми в полном смысле
слова. Это отдельные листы или начатые, но неоконченные тетради, написанные
быстрым, неразборчивым почерком или напечатанные на машинке. Некоторые записи
уже опубликованы[2]. Свои документы, общим объемом 1423 единицы, критик сам
передал в архив в 1965 и 1968 гг.
Для публикации предлагаются записи о голоде, который
явился предметом обсуждения критика с писателями П.И. Замойским[3] и М.С.
Шагинян[4] 2 января
Видимо, тяжелое положение в стране волновало
писателей, поскольку в предыдущей записи Зелинский описал разговор с Вс.
Ивановым на эту же тему. Вс. Иванов спросил критика: «Слыхал о забастовке в
Иваново-Вознесенске? Мне-то рассказал один человек, чужой нам. Но это факт.
Приезжал Каганович. Арестовали зачинщиков. Будто не работали фабрики 48 часов.
А все дело в продовольствии и только. И просили-то всего уравнять в снабжении с
Москвой»[5]. В этой цитате очень наглядно отразилось настроение людей так называемых
не голодающих губерний: они не понимали еще, что в стране голод, и требовали
лишь уравнять их в снабжении с Москвой. Во всех несчастьях винили плохо
работавшие органы снабжения и торговлю; директоров, задерживавших зарплату;
спецов, получавших на порядок выше.
Видимо, автор записей хорошо знал, что если они
попадут в чужие руки, то ему несдобровать. На всякий случай он в конце
повествования Замойского об ужасах голодающей пензенской деревни написал, что
разъяснил писателю нетипичность происходящего в этом крае.
К сожалению, правда оказалась страшнее рассказа П.И
Замойского. Свидетельство этому – официальные документы – сводки по
Нижне-Волжскому и Средне-Волжскому краям (современная Пензенская область[6])
ОГПУ и политотделов МТС.
Вступительная статья, подготовка текста к публикации
и комментарии З.К. ВОДОПЬЯНОВОЙ, В.В. КОНДРАШИНА.
№ 1
Из дневника К.Л. Зелинского
2 января
Так давно я не прикасался к дневнику, что он мне
кажется воспоминанием о перенесенной болезни. Действительно, он по стечению
обстоятельств становится повестью уродств, проходящих мимо, оставляющих след на
бумаге. Это своеобразный «портрет Дориана Грея»[7], стареющий вместо оригинала,
может быть застрахованного молодостью. Как часто замечаешь, что люди
искусственной улыбкой стремятся разгладить морщины раздумий и сомнений,
набегающие на лоб. И сами эти сомнения, и поводы их вызывающие не всегда бывают
ясны для вас, а еще реже они облекаются в признания или даже вопросы к
собеседнику.
Несомненно, положение сейчас в стране напряженное и
классовая борьба в иных местах (как на Сев[ерном] Кавказе[8]) приобрела самый
острый характер. Но круг впечатлений разный, но социальная настроенность
сознаний разная и в зависимости от этих обстоятельств – выводы часто[9]
различны и противоречивы.
Встречаю Замойского. «Ну, как?»
– Плохо. Плохо живу.
– Почему так?
– Да, вот уже четыре месяца не прикасаюсь к бумаге.
Не могу писать. И сна нет.
И вот без всяких[10] вызовов с моей стороны льются
сразу жалобы и сомнения:
– Что же это делается? Ничего не понимаю. Все берут.
Все под метелку. Вот новый закон о молоке. С коровы
Я ведь сам этот колхоз организовывал. Мне теперь
стыдно и домой показываться. Письмами вся деревня завалила. Теперь у нас уж
такой порядок. Назначают председателей из других, дальних деревень. Тут уж о
выборном начале и не поминают. Вот приезжает такой новенький. Ему что – чужой.
Голосует, клянется – сдам. Начинает сдавать. Потом видит парень – не хватит на
семена, не хватит на корм. От мужиков уж таится. По ночам дома пересчитывает.
Парень-то честный – видно ему: запорет колхоз. А выхода нет: не сдашь цифру – в
тюрьму и сдашь, колхоз запорешь – все равно в тюрьму. У меня мои товарищи, с
которыми я коров пас, бедняки горькие, первыми в партию пошли, на фронтах были,
ведь все уже по тюрьмам. Тот не сдал, тот пересдал. Которые уже отсидели по два
года, домой[12] вернулись. Теперь тише воды, ниже травы. Теперь активистов в
нашей деревне не найдешь. Ну их, жизнь дороже. У всех наших активистов
хозяйства поразорены, дети поумирали. И ведь не один это год. Уже третий год. И
все год от года хуже. В прошлом году уже взяли из колхоза все под метелку.
Просто стон пошел. Письмами меня забросали. А приехал ко мне в то время мой
старый друг, тоже пастух, потом партизан, а теперь председатель краевого
исполкома. Я ему рассказал, что у него с колхозами делается. Не поверил. Пошлю,
говорит, проверить. Действительно, послал своего человека в нашу деревню. Тот
установил, что все это правда. Тогда в наш колхоз было ввезено сначала 1000
пудов муки, затем круп, сена. Зачем же, спрашивается, все надо было забирать
под метелку? А в этом году повторилось точь-в-точь то же самое. Сейчас наша
деревня опустошена до последнего семенного зернышка. Край зато план выполнил.
Что будет весной, не знаю. В новые постановления не верю. Да и никто в деревне
не верит. Кто может, бежит из нее, а кто не может, молчит.
Я написал обо всех этих делах Калинину и Молотову. А
сказать ничего нельзя: сейчас на тебя накинутся – оппортунист, подкулачник,
пособник кулаков, долой, в тюрьму. Что самому делать, тоже не знаю. Я
коммунист, организатор колхоза, писатель – сам о колхозе же и писал – теперь
всех спрашиваю: «Что делать?» Приходи, почитай письма – сам увидишь. Пишут мне
люди из самых разных деревень, все то же – ни с чем не считаются: все берут.
Семенной запас берут, фураж у скота отнимают. О личных запасах и говорить не
приходится. Два года назад было у нас 360 лошадей. Нынешней весной вышло в поле
120. Последние месяцы на веревках уж висели. Стоять не могли. Ничем не кормили.
Такую цифру сена нам на колхоз дали. Сейчас одно могу сказать – будут резать
скот опять. Поживем – увидим. Не знаю, как в других местах, но в нашей
местности колхозы разорены, доведены до полного упадка, и выполнение планов
идет за счет основных капиталов, изъятия всего, что можно.
Замойский прощается взволнованный и расстроенный. Я
стремлюсь объяснить ему, как умею – самое рискованное «теоретизировать» на базе
одного колхоза.
Глубоко обеспокоена и Шагинян, эта всегдашняя
оптимистка. Но круг впечатлений иной.
– Объясните, спрашивает она Серебрянского и Ермилова
(мы все сидим вместе), почему на шестнадцатый год революции мы пришли к такому
положению? Вы не знаете жизни, не знаете, как живут люди. Вы обеспечены пайками
и гонорарами. Я сейчас была в Ленинграде. Вы знаете, что там начался сыпняк, голодный
тиф, как в 20-м году? Я была в Доме ученых в Детском Селе. Мы просто недоедали
там. Ученые с мировым именем питались только пшенной кашей. Я согласна питаться
ей, но я должна видеть просвет, перспективу. Я всегда ее умела видеть, в самые
тяжелые годы революции. Я всегда умела из каждого эмпирического факта извлечь
его принципиальное зерно, увидеть во всем новое, движение вперед, к социализму.
Сейчас я потеряла это. Мы объелись идеологией. Мы так все привыкли лакировать и
объяснять, что потеряли чувство живых фактов жизни. А факты таковы, что ко мне
приходят сейчас мои давние приятельницы, здесь, в Москве. Они некрасивы, они
старые девы. Они служащие обе. Я вижу, как они начали пухнуть от голоду. И вот
они иногда приходят ко мне. Я знаю, что они пришли немного подкормиться, потому
что у них нет никаких закрытых распределителей. Они обе такие грузные. Им надо
есть просто по их комплекции много. И вот они стесняются у меня попросить. Я
знаю это. И мне так же совестно их обидеть тем, что показать, что я знаю, что
они голодны, и сразу начать их угощать. И вот эти сестры совершенно серьезно
готовятся к самоубийству. Им нечем жить. Никакого просвета у них нет. Они
получают грошовое жалованье жалких совслужей[13]. Я их все время утешала.
Теперь и у меня не поворачивается язык сказать им, что хорошо. «Известия»
заказали мне победную статью к Новому году. Я не буду, я не могу ее написать. Я
не могу лгать и лакировать действительность. Я не могу миллионам усталых
голодных людей говорить, что все прекрасно и мы победили. Или я напишу о
чем-нибудь нейтральном. Я хотела даже отказаться от ордена Красного Знамени,
который мне дали. Получился громадный разрыв между уровнем жизни большинства
народа и обеспеченной верхушки инженеров, писателей, директоров, крупных управителей.
Я понимаю, конечно, что надо сохранять кадры и все прочее, но под этим
предлогом на почве закры[того] [сна]бжения может вырастать черт знает что. Мне
противны ваши Цыпин…[14] [пис]ательские[15] обжорства, когда кругом форменный
голод.
РГАЛИ. Ф. 1604. Оп. 1. Д.
№ 2–3
Из спецсообщений секретно-политического отдела ОГПУ
1 – 5 апреля
№ 2
о продзатруднениях в колхозах Нижне-Волжского края
1 апреля
Сов. секретно
Поступающие за последнее время материалы
сигнализируют о наличии острых продзатруднений в отдельных колхозах НВК и ЦЧО.
В этих колхозах отдельные семьи колхозников за отсутствием хлеба питаются
разными суррогатами и мясом павших животных. На этой почве имеются случаи
смерти, опухания, заболевания сыпным и брюшным тифом и отдельные случаи
людоедства. <…>
НВК. Сердобский р[айо]н. В селе Бутурлинка в семье
колхозника Давыдова имеются опухания на почве недоедания. Давыдов имеет 400
трудодней, получил хлеба около 12 пудов, в семье 8 человек, питаются
суррогатами. Колхозник Михеев умер от недоедания, жена и сын больны от
истощения. Имел около 300 трудодней. В семье колхозника Долина также имеются
опухания на почве недоедания. <…>
О всех фактах продзатруднений информированы
соответствующие организации. Принимаются меры к заброске продпомощи.
Нач. СПО ОГПУ Г.Молчанов
Нач. 2-го отделения СПО ОГПУ Лешков
Верно: пом. секретаря СПО ОГПУ[16]
ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д.
№ 3
о голоде на предприятиях Средне-Волжского края на 2
апреля
5 апреля
Сов. секретно
<…>
На суконной ф[абри]ке «Коллективное творчество», в
Пензенском районе, снабжение рабочих проходит с перебоями. Заработная плата
рабочим систематически задерживается, почему многие рабочие, особенно
многосемейные (последних до 200 человек), находятся в тяжелом положении.
На ф[абрик]е увеличились случаи обращения рабочих в
медпункты. Отдельные рабочие настолько истощены, что фабричный врач, отмечая в
больничных листах диагноз «малярия, грипп» и прочее, одновременно сообщает в
фабком, что медикаменты бессильны, т.к. рабочие не больны, а истощены от
недоедания.
За первую половину марта зарегистрировано 10 случаев
опухания, главным образом детей. Отмечены случаи употребления в пищу собак.
На суконной фабрике «Творец – рабочий», в Кузнецком
районе, на почве плохого снабжения труддисциплина падает, увеличивается процент
прогулов, т.к. рабочие уходят в села нищенствовать.
Зарегистрировано свыше 50 чел., опухших от голода. В
отдельных случаях рабочие падают от истощения у своих станков. (Работница
Кулемина, Карпова и др.) <…>
Нач. СПО ОГПУ Г.Молчанов
Нач. 6-го отделения СПО ОГПУ Коркин
Верно: пом. секретаря СПО ОГПУ Светлов
ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д.
№ 4–6
Из спецсводок секретно-политического отдела
полномочного представительства ОГПУ по Нижне-Волжскому краю
28 марта – 8 июня
№ 4
о продзатруднениях в крае по данным на 20 марта
28 марта
Сводка фактов
<…> Смертности
<…> Сердобский район. В с. Н. Студеновка умерла
от голода колхозница Потапова вместе с двумя детьми. В с. Байка умерло от
недоедания двое детей колхозников. В с. Пригор[одная] Слобода умер от голода
единоличник. <…>
Нач. СПО ПП ОГПУ НВК
Якубовский
ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д.
№ 5
о продзатруднениях в колхозах края
10 мая
<…> Употребление мяса павших животных
Мало-Сердобинский район. В с. Турзовка колхозниками
разобрана туша коровы, павшей от сибирской язвы. Ямы, в которых находились туши
сапных лошадей, облитые керосином, разрыты, и туши все разобраны. <…>
Нач. 2-го отделения СПО ПП ОГПУ НВК Хандриков
ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 1. Д.
№ 6
о смертности на почве голода
8 июня
За последнее время в отдельных селах НВК на почве
голода увеличились случаи смертности, опухания и употребления в пищу падали —
сусликов, собак, кошек, ежей и т.п. <…>
Мало-Сердобинский район. По с. Ст. Славкино
смертность от голода усиливается: ежедневно умирают 10–12 чел. Трупы
продолжительное время лежат на кладбище незарытыми. <…>
ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 11. Д.
№ 7
Из донесения начальника политотдела Тамалинской МТС
Нижне-Волжского края П.Денисова в политуправлепние Наркомзема СССР
4 июня
<…> Значительная часть колхозников от
недостаточного питания сильно ослабла. По неполным данным, в Тамалинском районе
на почве недостаточного питания с января по 25 марта текущего года опухло 1028
чел., в том числе колхозников 624. За это же время умерло 725 чел., в том числе
колхозников 520 чел. Во втором участке МТС с общим числом населения 2543 чел. в
течение этого времени опухло 195 чел., а умерло 253 чел. <…> Умирают не
только дети и старики, но колхозники от 20 до 40 лет, ибо взрослые колхозники
получаемый в качестве общественного питания хлеб, как правило, отдают своим детям.
Положение с продовольствием становится с каждым днем
все труднее и труднее. Району нужна скорейшая продовольственная помощь.
Начальник политотдела П.Денисов
РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 32. Д.
№ 8
Из донесения № 5 начальника политотдела Лопатинской
МТС Нижне-Волжского края в политсектор краевого земельного управления
5 августа
<…> В селах Козловка, Суляевка и Пылково во
время ожидания нового обмолота хлеба отдельные колхозники с травы, грибов
(мухомор) начали объедаться, и в результате значительное количество умерло. За
период с 1 января по 1 июля
Случаи людоедства. В с. Козловке 24 июня у гражданки…
45 лет обнаружено было около
Начальник политотдела Пономарев
РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 32. Д.
[1] К.Л. Зелинский – автор следующих сочинений:
Поэзия как смысл. Книга о конструктивизме. М., 1929; Конец конструктивизма //
На литературном посту. 1930. № 20. С. 20–31; Процесс против тех, из-за кого
болен мир («Жизнь Клима Самгина»). М., 1931; Критические письма: В 2 кн. М.,
1932–1934; Джамбул. М., 1955; Дмитрий Гулиа. М., 1956. Совм. с Х.С. Бгажба;
Октябрь и национальные литературы. М., 1967; В изменяющемся мире. Портреты,
очерки, эссе. М., 1969; и др.
[2] Напр.: Зелинский К.Л. На рубеже двух эпох:
Литературные встречи 1917– 1920 гг. М., 1959; Он же. В июне 1954 года (об А.А.
Фадееве) / Публ. В.Стрижа // Минувшее. 1991. Вып. 5; Он же. Одна встреча у
М.Горького (Запись из дневника) / Публ. А.Зелинского // Вопросы литературы.
1991. № 5. С. 145–170; Он же. Вечер у Горького (26 октября 1932 года) / Публ.
Е.Прицкера // Минувшее. 1992. Вып. 10. С. 88–115.
[3] Замойский Петр Иванович (1896– 1958) – писатель.
Родился в бедной крестьянской семье в Пензенской губернии. Был пастухом,
половым в трактире, писарем. С
[4] Шагинян Мариэтта Сергеевна (1888–1982) –
писатель. Большую роль в ее формировании сыграло сотрудничество в газетах
«Приазовский край», «Кавказское слово», где она регулярно выступала, освещая
события литературной и художественной жизни страны. В 1915–1918 гг. жила в
Ростове-на-Дону, преподавала в консерватории эстетику и историю искусств. В эти
годы написала первый большой роман «Своя судьба». С энтузиазмом приняла
Октябрьскую революцию. Автор повестей и романов «Перемена», «Приключение дамы
из общества», «Месс-Мэнд», «Кик», «Гидроцентраль» и др.; очерков: «Советское
Закавказье», «Путешествие по Советской Армении», «Зарубежные письма» и др.
Лауреат Ленинской премии
[5] РГАЛИ. Ф. 1604. Оп. 1. Д.
[6] Пензенская губерния существовала до
[7] Герой романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана
Грея», впервые напечатанного в июне
[8] Так, в феврале
[9] Слово впечатано над строкой.
[10] Далее забито слово, возможно: «попыток».
[11] Пятнадцать копеек.
[12] Далее одно слово забито.
[13] Советских служащих.
[14] Далее оторван край документа.
[15] Возможны варианты прочтения.
[16] Подпись неразборчива.
[17] Экз. Г.Г. Ягоды.
http://www.polit.ru/