Борис АндреевичМОЖАЕВ

 

 

Андрей Борисович Можаев

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Андрей Борисович Можаев – известный сценарист, литератор и публицист, доцент кафедры драматургии кино ВГИК, лауреат нескольких Международных кинофестивалей. В 1985 году он получил премию «Лучший дебют в кино» на Международном Кинофестивале «Молодость» за игровой фильм «Полотенце с петухом», созданный по мотивам мемуаров Михаила Афанасьевича Булгакова. В том же году на Международном кинофоруме «Золотой витязь» его фильм «Наше военное детство» получил приз « За лучшее решение темы музыки в кино». В 2001 году на Международном кинофоруме «Золотой Витязь» он получил второе место за сценарий документального фильма «Родовой камень», посвящённого строителям Оптиной Пустыни. В 2004 годах ему присуждают ГРАН-ПРИ «ЗОЛОТОЙ МЕЧ» на Международном кинофестивале «Военное кино» за хроникально-документальный фильм «На сопках Маньчжурии», посвящённый русско-японской войне.

     Всё творчество и все помыслы писателя и публициста посвящены России. Родом он из самого сердца страны, того уголка заветного, что зовётся с любовью русской глубинкой. Именно там, в таких уголках страны – наша богатая на таланты родина дарит нам творцов: писателей, поэтов, философов – соль земли русской.

     Отец Андрея – известный русский писатель Борис Можаев, автор романа «Мужики и бабы». И это тоже – знаково. Любовь к родине, глубокое понимание её культуры привито Андрею с раннего детства.

     …Малая родина. У каждого она своя. У Андрея – особая. Недаром родом он с той самой рязанщины, которая дала России Сергея Есенина, а сам он пишет о своём крае так: «В пяти часах езды от Москвы, за Мещёрой на рязанщине, между реками Окой и Мокшей лежит луговой край, обозначенный на картах как пителенский район. Нет здесь ни промышленных предприятий, ни городов, даже малых. Люди живут как встарь: земледелие, уход за скотиной, охота да рыбалка. Сам райцентр Пителено – старинное, некогда ярмарочное село со многими сохранившимися каменными домами. Но вот, что самое удивительное: в этом луговом крестьянском краю почти уже двести лет являются самобытные литераторы, поэты…»

     Какими должны быть кино и литература сегодня, чем живёт и дышит Россия, что пишет и о чём беспокоится публицист и писатель? Эти вопросы я решила задать Андрею Можаеву.

     – Андрей, расскажите о себе, о том, как вы выбрали профессию? Или она выбрала вас?

     – О себе любой, наверное, может рассказывать бесконечно. За чайком, с задушевными друзьями. Это так по-русски! Но мне надо выделить самое главное. Я рос в семье интеллигентов, где преобладали интересы гуманитарного порядка. Ход истории, судьбы народа, возможности лучшей жизни, преодоление недостатков и пороков современного общества были в центре интересов. Словом, всё та же идея служения человеку, народу. Добавлю, что передо мной, ко всему, протекала мощная река жизни нашей литературы, кино, театра в главных её проявлениях. Всё кипение потока с бурунами, чёрными омутами. А я сидел ещё на самом берегу её и заворожено наблюдал. Учиться поступкам, выбору позиции начинал на примерах замечательнейших людей, связанных с семьёй.

     – Ваш отец – известный писатель, автор романа «Мужики и бабы». О чём этот роман?

     – В романе досконально описаны история, быт родного края, народа описаны характерно для всей России. А главное – выражены вольнолюбие и стойкость русского крестьянина во времена тяжелейших испытаний.

     – Значит, выбор творческой профессии был предрешён судьбой?

     – До двадцати шести лет я и не помышлял связываться с искусством. Увлечён был историей и даже учился в самом тогда идеологизированном историко-архивном институте. Но обстоятельства сложились так, что для своего роста в этой области науки с меня потребовали начинать столбить карьеру комсомольско-партийную. Отчего я отказался, руководясь примерами всё тех же друзей семьи. Решил оставить карьерный вуз. Оказался на распутье. И вот тогда старый наш друг, режиссёр-документалист, буквально взял меня за руку и отвёл на «Мосфильм». Он был необычайно преданным кино и захотел «посвятить» и меня. Так я стал работать на студии: от самых низших рабочих специальностей до труда декоратора. И заболел, конечно, этим делом. Тогда наш друг стал требовать с меня писать этюды, готовиться во ВГИК. Что я и исполнил. К удивлению для себя, у меня начали получаться эти маленькие работы на бумаге. А скоро вдруг случилась, к моему изумлению, маленькая повесть. С этим я и поступил на сценарное отделение. Мне захотелось вдруг писать, а не руководить площадкой, ставить. Но главное – отец увидел в моей робкой писанине какое-то зерно и благословил. Так что очутился я в этом деле скорей случайно, но метко попал. Думаю, так случилось оттого, что старшие опытнейшие мастера сумели увидеть во мне что-то и направить вовремя. Сам бы я в этом вряд ли разобрался. Или ещё несколько лет тыкался бы по сторонам, искал своего применения.

     – Но почему именно документалистика? Казалось бы, банальный вопрос – зачем нужно документальное кино? В чём его роль и значение?

     – Документальное кино – старейший вид. Существует с братьев Люмьер. Кино, вообще, очень разное. В этом его обаяние. Неигровое кино существует в разных формах. Хроника – прямая летопись, документ. Публицистика – задачи сродни журнальной очеркистике. Постановка, разбор острейших вопросов на злобу дня, важных для всего общества. А есть ещё лирические, эпические жанры, портреты и пр. Есть научно-популярная и научно-публицистическая область. Неигровое кино в массе своей всегда превышает поток игровой. Увы, сегодня кинопублицистика серьёзная сведена на нет. Причины всем известны – особенность нашей жизни в стране. Наконец, есть ещё теледокументалистика, способная глубже разбираться в проблемах личной, интимной жизни современников. Добавьте сюда ещё познавательно-образовательные цели. Вот каков объём! И главное – именно в документальном кино, на киноплёнке, шёл всегда поиск, разработка киноязыка, достижения которого переходили в кино игровое. В документальном работать сложнее. Актёра нет. Ситуации часто меняются мгновенно. Осмысляешь, лепишь типы, образы из подручного материала с опорой на кинопластику. Множество приёмов, какие в игровом не используешь! Именно документалистика предшествовала всегда подъёму игрового кино, насыщая его злободневностью, поисками выразительности, буквально вторгаясь стихией реальной жизни в очерченные постановочно рамки площадки, кадра. О целях же, задачах киноискусства вообще лучше всего сказал А.Тарковский: «Кино – запечатлённое время». Время, данное в главные его идеях, противоречиях, характерах и типах, в жизни души.

     – Могли бы вы назвать тех мастеров, про которых бы сказали «я у них учился»? Или иначе формулируем вопрос: чьи работы в литературе и кинематографии для вас – путеводные в творчестве и жизни?

     – Да, конечно! Первый учитель – мой отец. Учитель всей своей жизнью! Мой первый бесценный редактор и также учитель – Инна Петровна Борисова, работавшая ещё с Твардовским в «Новом мире». Она поставила мне руку, отучила от многих выигрышно-дешёвых приёмчиков и ходов. Эти два учителя вывели меня к пониманию высшей простоты и глубины языка. Ну, и вся классика мира оказывает на литератора формирующее влияние. Если он, конечно, желает работать серьёзно. Важен общий уровень культуры, выработки вкуса. И только классика, включая современную, может помочь. И не надо бояться быть немодным, не современным. Если ты не занят стилизаторством, тебе ничто не грозит. Ведь все мы – дети своего времени, дышим им, выражаем его каждый по-своему. Потом это складывается в то, что называем литературным процессом. Большая часть написанного скоро уходит, и лишь немногое лучшее остаётся, превращается в то, что названо литературой такого-то периода. Единицы книг входят в учебные программы. Но пишут-то не для истории, а для души. Так что и бояться нечего. Время всё само расставляет по местам.

     Далее, в кино я учился у Л.Н. Нехорошева, бывшего тридцать лет главным редактором «Мосфильма» эпохи его расцвета. Огромное значение имела для меня семья Л.А. Кулиджанова. Его супруга, Н.А. Фокина – мой второй мастер. На площадке я прямо учился у блистательнейших режиссёров М.А. Швейцера и его супруги С.А. Милькиной, у М.М. Хуциева. Изобразительную кинокультуру также постигал на площадке или в монтажной, допустим, у великого оператора В.И. Юсова. Из сценаристов могу назвать множество, но ограничусь именем нашего классика В.И. Ежова, автора «Баллады о солдате», «Крыльев», «Белого солнца пустыни» и ещё более сотни знаменитых фильмов. Одиннадцать лет мы бок о бок с ним вели сценарные мастерские во ВГИКе. Это было искромётное общение, работа, проникновение в опыт профессии. И, конечно, не переоценить значение долгого общения с А.В. Баталовым. Здесь – бездна живого опыта, традиций и знаний театра, кино, литературной классики со времён Чехова! Ну, а документалистику я постигал с помощью выдающихся режиссёров А.Кочеткова, Б.Карпова и сценариста научно-популярного кино Василькова.

     Конечно, следовало бы назвать ещё много имён, но формат ограничивает.

     – Расскажите, пожалуйста, про ваш роман «Однолюбы».

     – «Однолюбы» – роман-триптих, задуманный давно, а исполненный совсем недавно. Это попытка художественно осмыслить судьбы, опыт бытия России через жизни героев в разные эпохи столетия. Это моя дань памяти чудесным людям, которых встречал и черты которых хотел закрепить на бумаге. Это время в его конфликте с 30-х годов до середины 90-х годов: борьба за самостоятельность личности в своём внутреннем выборе позиции вопреки давящей машины бюрократии, прямых репрессий или разврату эпохи «вольного капитала». В таком стоянии я вижу главную черту нашего архетипа. Именно она выражает народ, как бы мало не оставалось по временам таких людей. Всё равно, выстаивая, они открывают нам перспективу дальнейшей человеческой, а не скотской, жизни.

     – Вы пишите документальную прозу. Расскажите, пожалуйста, о ней. Что сейчас интересует Россию, не упал ли интерес к серьёзной литературе, в частности, документальной? Можно ли сравнивать эти жанры – художественная литература и документальная, и если художественная, то какой она должна быть?

     – Да, я в последние годы увлёкся документальной прозой. А публицистикой занимался всегда. Очерки и статьи печатались в самых боевых изданиях – в «Литературной России», в газете «Завтра», в «Русском вестнике» и других, включая даже заграничные. Но с документальной прозой – вопрос особый. Это свой набор средств, конечно. «Полёт фантазии» ограничен. Но самое интересное для меня – как ты, автор, выберешь из потока жизни истории, судьбы, характеры, как увидишь, сумеешь обобщить и выразить эпоху с опорой на строгий язык фактов? И поднимутся ли твои герои на уровень обобщения и значения лучших образцов прозы художественной. А сам же документально-исторический быт в деталях несёт в себе особую привлекательность правды. Сумеешь овладеть материалом, выразить главное в эпохе и судьбах – читатель будет. И широкий читатель! Человек инстинктивно ищет правды, при всех желаниях развлечься или отвлечься. И сегодня, в наше вновь лукавое время, всё больше людей тянутся к правдивому слову. А задача автора, помимо мастерства, – быть честным и нелицеприятным. Не подменять повествования задачами идеологии, политики. Так что, по-моему, задача у всей литературы, как, впрочем, и у всего высокого искусства, общая при их разности в средствах: запечатлённость исторического времени бытия народного через жизнь души с его тайнами, явными и скрытыми переживаниями, исполненная по трудным законам эстетического.

     – Считаете ли вы, что книжный рынок сейчас представляет читательский спрос и соответствует ему? То есть каков читатель, таков и уровень предлагаемой рынком литературы? Или эта тенденция – преобладание беллетристики – навязана рынком? Можно ли в самом деле навязать вкус, или людям сейчас действительно интереснее читать Донцову и Маринину?

     – Вкус навязать сложившейся личности невозможно. Ведётся намеренный сбой вкуса, занижение или извращение его у детей и подростков. Здесь всё зависит от позиции, состояния семьи. Именно семья – главный воспитующий. Родители должны понимать свою ответственность. Их надо вразумлять.

     Ну, а отчего сегодня такое засилье масскультовщины? Это старое явление, было всегда. Начало – эпоха «промышленной революции» и появления городских пролетарских масс. Их надо отвлекать, чтоб не совали нос в социальные вопросы. Вопрос даже не в потребности зрелищ, каковая потребность лежит в природе человека. Но зрелище зрелищу – рознь. У нас же сегодня вместо зрелищности – голая коммерция на максимальном занижении качества. Опять здесь диктуют политика и отчасти идеология. Бизнесмены же при попустительстве законов озабочены только выгодой. И гонят её для себя, не гнушаясь ничем. В этом вопросе ведущую роль должна играть охрана культуры, пропаганда культуры действительной. Произведений искусства во все времена бывает мало. Это – штучная, ручная работа. Ценители его во все времена находили разные формы поддержки его. Хотя художники, как правило, жили при том очень трудно и бедно. Часто произведения оценивают гораздо позже их обнародования. Просто художник серьёзный опережает эпоху в своих наблюдениях и мыслях о ней. К этим редким произведениям примыкают более массовые, те, что названы беллетристикой. И вот эту область поддерживать нужно в первую очередь. Повышение уровня беллетристики естественно начинает вытеснять поток халтуры и грязи. Ведь беллетристика описывает человека в его повседневной, знакомой каждому жизни. Ну, вспомните, хотя бы фильмы «Служебный роман», «Ирония судьбы». Это – хорошая беллетристика. Сегодня и она затоптана. А от повышения среднего уровня будет легче жить и высокому искусству. Начнёт создаваться питательная среда в обществе. Вот что, мне кажется, надо особо поддерживать и государственными мерами в том числе. Только так появится настоящая зрелищность, начнут потихоньку выправляться вкусы. Но этому противостоит та область коммерции, которая названа «мидкультом».

     – Что такое «мидкульт» и чем он отличается от массовой культуры?

     – «Мидкульт» – это особая опасность. Масскультовщина – прямая антикультура, и не скрывает этого. Мидкульт паразитирует на искусстве. Это антиискусство в его одёжках. Эти «вселенские» звучания, ангелы и искусители, притчеобразности, охватывающие все народы планеты. Глобализация, короче, при самом пустом содержании в позе глубокомысленности, всеисторичности, афористичности, выламывании фраз. Это также рекламируется, это такой же товар. А дельцы его вводятся в систему так называемых «звёзд». Вышедших в тираж тут же меняют на новых. Такие «звёзды» должны нести в себе особую степень пошлости, какая присуща толпе в ожидании чего-нибудь низменного. Раньше были казни, потом фиглярства, сегодня – стриптиз прямой и душевный. Образец пошлости «звёзд» – культовый Пресли. И вместе они – обычный товар, призванный увеличивать прибыль с продаж. Авторы же вечно обсчитываются в цепочке «издательство – типография – торговля». Лучшим средством против этого может быть презрение и осмеяние. Ну а потребность на серьёзное искусство будет всегда, как бы его не перекрывали. Искусство отзывается на сущностные потребности духа человеческого. В этой природе – вечность. Другое дело, что спрос на него не массовый, но постоянный. Чехов в ответ на упрёки, что стал писать слишком серьёзно, отвечал: «У каждого писателя найдётся свой читатель».

     – Вы преподаёте, общаетесь со студентами, с молодёжью. Какая она, о чём думает?

     – ВГИК – институт особенный. Не берусь говорить о всей молодёжи. Но те, кто учатся у нас на всех факультетах, явно разделяются на две части. Одни нацелены на самую серьёзную учёбу, работу; другие «отбывают номер» до получения диплома. И как бы ни было трудно дальше, я уверен, что именно первые через ряд лет внесут такие желанные и долгожданные изменения в лучшую сторону. И они уже сегодня получают поддержку.

     – Несколько слов о вашей публицистике. Что вас беспокоит, о чём пишите, о чём намерены писать? Над чем работаете сейчас? В литературе и в кино.

     – Сегодня я приостановился с публицистикой на время. Последняя крупная работа в кино была о состоянии нашей музейной культуры, архитектуры, отношения к наследию. Там стоял ряд острых вопросов. И всё это пришлось на время скандала с воровством в Эрмитаже. Сегодня о тех проблемах, что подняты в фильме, говорят всё шире и во весь голос. А тогда фильм удалось показать только на фестивале в Петербурге. Сейчас же я работаю над предложенным проектом восьмисерийного телефильма по одной из повестей Лескова. Дело продвигается, но говорить подробней не могу. Продюсер серьёзно ведёт проект. У него свои планы по финансам и кооперации. Если всё состоится, как задумано, продюсер сам широко заявит о будущем проекта. Могу сказать только, что это не «мыло», а серьёзная художественная работа, задуманная в традициях нашего прекрасного телекино прошлых времён.

     – Если бы вам предоставили возможность обратиться в прямом эфире к России, как, например, давали такую возможность Солженицыну, что бы вы сказали людям?

     – Ну что я могу сказать, и кто я такой? Обычный человек. Ничем не лучше, не мудрее какой-нибудь деревенской бабушки, честно трудившейся всю жизнь, вырастившей детей и внуков, помогающей ближним. Скорее – даже хуже. А как жить? Да по совести, прежде всего. Стараться восстанавливать правду, здравые понятия жизни в самом себе, прежде всего. И поменьше слушать тот обсуживающий наживу пропагандистский аппарат, который вещает об отсутствии правды, истины вообще, об амбивалентности добра и зла, приоритете субъективизма, эгоизма, наслаждения как смысла жизни, прелестей инфернального и вообще всего «параллельного» и прочего подобного. Всё это – сознательная проплаченная ложь. И жизнь сама жестоко мстит за увлечение ложью. Стоит посмотреть на нашу современную историю да и вокруг себя. Тот, кто не желает жить своим умом с опорой на традиции многотысячелетние и проверенные, тот погибает. Наш Пушкин выразил: «Самостоянье человека есть вечный движитель его». Сегодня надо особо стремиться к этому самостоянию духа. Это одно выводит из многообразнейшего прельстительного рабства, должного завтра привести уже к полной погибели. А вера, культура, высокое искусство, это то, что и призвано вытаскивать людей из погибели.

Сегодня, когда наши времена часто называют распутьем, многие писатели и публицисты заняты поиском новой русской идеи. Не называя её так, Андрей Можаев по сути ответил на вопрос коротко и точно: «Жить по совести». И… самостояние духа.

 

Беседу вела Виолетта БАША

 

Документальные фильмы А.Б. Можаева

 

Апсны-Абхазия. Страна души

 

И схлынут воды... Часть 1.

И схлынут воды... Часть 2.

И схлынут воды... Часть 3.

И схлынут воды... Часть 4.

 

Окно. Фильм А.Б. Можаева.

 

На сопках Маньчжурии. Часть 1.

На сопках Маньчжурии. Часть 2.

 

Княжна Тараканова, истинная и мнимая. Сюжет А.Б. Можаева

А.С. Пушкин и повесть "Метель". Сюжет А.Б. Можаева

Бородинская панорама. Сюжет А.Б. Можаева

Голицинская больница. Сюжет А.Б. Можаева

Воскресенская оборона. Сюжет А.Б. Можаева

 

Сочинения А.Б. Можаева

 

ПРОЗА

Однолюбы

Соломенный дом

Жив ли кто на бастионе или Посторонняя и Светлячок

Путь в Дивеево

Глаголы прошедшего времени. Часть 1.

Рассказы

Из жизни столичного интеллигента

Будни и праздники «святого искусства»

В канун праздника. Сны старого прихожанина.

К нам приехал зооцирк

Аксиома успеха

Попутчики или «На что человеку даётся культуры?»

Позднее солнце

Сказание о прекрасной Джанет и о верном рыцаре Тэмлэйне

 

ПУБЛИЦИСТИКА

Семёнов-Тян-Шанский: преодоление судьбы

Николай Кладо: поборник мужества

Д.Д. Иванов: хранитель прекрасного

В.С. Локтев: "Над Россией солнце светит"

Белый поэт Арсений Несмелов. По следу памяти

А.О. Смирнова-Россет. Муза русской литературы

К истории Перестройки. Борьба с народом.

«Меж духом и буквой» (очерк событий одной забастовки лета 1989 года)

О тех, кого любишь (цикл очерков)

Нео-праздники: в чужом пиру – похмелье

Три столицы Святой Руси

Родословная культуры

Андрей Можаев. «Придётся долго возвращать молодые поколения к серьёзной книге…»

 

ДРАМАТУРГИЯ

Королёк - птаха доверчивая или как солдат за королевским родством гонялся

 

 

 

Используются технологии uCoz